Игумен Парфений родился в 1815 г. в "мещанском городе Елисаветграде", как это было записано в его послужном списке. Там же окончив курс духовного училища, 15 мая 1840 г. поступил послушником в Введенский монастырь в Петербургской губернии Новоладогского уезда.

Через два года был переведен в Херсонский архиерейский дом, где исполнял должность казначея. 23 декабря 1845 г., утвердившись в своем жизненном выборе, он принял монашеский постриг и вскоре, 8 апреля 1846 г., был рукоположен в иеромонахи. С июля 1848 г. отец Парфений - благочинный Корсунского монастыря, позже снова в Херсонском архиерейском доме - эконом. Через два года поступил в число заштатных иеромонахов Балаклавского Георгиевского монастыря. 30 марта 1852 г. о. Парфений был отправлен для исполнения треб в Тегинское укрепление черноморской береговой охраны, где отличился своим инженерным талантом. В августе 1852 г. он предложил "легчайший способ поднятия затонувших грузов", чем заинтересовал князя Воронцова и для обсуждения проекта был им приглашен в Боржоми, в его летнюю резиденцию. Машина для поднятия небольших тяжестей (до 400 кг) была одобрена генералом Гангиным, за что по распоряжению Воронцова о. Парфений был награжден ста рублями. Начальнику же Черноморской береговой линии полковнику Кулябкину было "предписано по проекту о. Парфения устроить в Сухуми малую подъемную", после чего специальной комиссией это изобретение было одобрено и "предписано устраивать подобные машины для портовых надобностей".

В 1855 г. о. Парфений был помощником благочинного, и, когда с 28 февраля по 4 марта пять неприятельских судов обстреливали Новороссийск, он перед лицом смертельной опасности неотлучно исповедовал и причащал раненых и отпевал погибших воинов, за что был награжден наперсным крестом на Георгиевской ленте.

После увольнения, о. Парфений живет в Одесском Успенском монастыре, затем снова в архиерейском доме на должности смотрителя свечного завода.
К этому времени относится успех нового инженерного проекта, отмеченного на самом высоком уровне, - "об очень удобном и дешевом подъеме затонувших в Севастопольской бухте кораблей", за что о. Парфений от начальника Черноморского флота контр-адмирала Бутакова, а после и от великого князя Константина Николаевича Романова получил благодарность. 20 марта 1857 г. за личное мужество во время военных действий и незаурядные изобретения о. Парфений был награжден наперсным крестом от Святейшего Синода, а 7 апреля произведен в игумены с назначением в Ферапонтьеву Дунаевскую пустынь. Помимо прочего, игумен Парфений имел бронзовый крест в память о Крымской войне, а также медаль и крест, учрежденный специально для служивших в Кавказской армии.

20 августа 1858 г. игумен Парфений был назначен настоятелем Кизилташской киновии. С присущей ему энергией и талантом, с ревностью о славе Божией он стал устраивать и преображать древнюю обитель. Все современники отмечали его удивительные и разнообразные способности, организаторский и хозяйственно-административный талант, неиссякаемую творческую энергию, благодаря которой ему удалось сделать То, что за всю историю монастыря никому более не удавалось. Из разрухи и нищеты, без посторонней помощи (и даже сочувствия), при фактической неграмотности насельников киновии он смог добиться результатов, заставивших ценить и уважать игумена во всей округе, прислушиваться к его советам, искать его общества.

В 1863 г., оценив таланты настоятеля, епархиальное начальство привлекло о. Парфения к постройке Свято-Параскевиевского храма в Топловском монастыре.
Как известно, жизнь монашеская без скорбей не бывает. Были они и у о. Парфения. Помимо всей Громадности объективных трудностей, с которыми игумен справлялся с завидной легкостью, были и другие, специфические, связанные с перевоспитанием провинившихся клириков Таврической епархии, которых постоянно присылали в Кизилташскую киновию. Не склонные к переменам и не желавшие их в своей жизни, эти люди становились тягостным бременем для братии. Как правило, епитимийцы просто пережидали время своей ссылки. Не сообразуясь с уставом монастыря, они и там пытались вести прежнюю жизнь.

К этому времени относятся первые, ставшие роковыми, столкновения с местными татарами, которые без зазрения совести вырубали лес. Объясниться с ними о. Парфению не удавалось ни на бытовом, ни на административном уровне. Обладая удивительно прямым и цельным характером, не желая соотноситься с личной выгодой, а порой даже с инстинктом самосохранения, о. Парфений говорил и действовал только по христианской совести. Не имея сил разорвать круговую поруку и бюрократический формализм на месте, он обратился к начальнику Таврической губернии Солнцеву, но безуспешно. Удостоверившись в безнаказанности, татары продолжали бесчинствовать и воровать. Не желая подчиняться грубой силе и наглости, игумен написал епископу Таврическому и Симферопольскому Преосвященному Алексию:

"<...> всепокорнейше прошу ваше Преосвященство защитить меня от произвола разбойников и грабителей, покровительствуемых властями Таврической губернии: иначе нет возможности охранять монастырские интересы от разбойников и грабителей". Далее не без горечи игумен сообщает, что всему этому безобразию покровительствует заседатель Феодосийского земского суда Феофани, которому "татары возят вино" и "в покровительстве которого они полагают всю надежду за свои проступки <...>".

Со временем, утратив чувство опасности и вины, татары стали пользоваться монастырским добром как своим собственным. Как-то, застав татар на воровстве в очередной раз, игумен был жестоко избит.

Таврическая консистория в лице протоиерея Григория Брюховецкого оказалась нечувствительной к проблемам Кизилташской киновии и к мольбам ее настоятеля и не стала себя утруждать выяснением положения дел. Ограничилась только пространным посланием, пропитанным созвучным времени бюрократическим морализмом, указав лишь на то, что личных уверений игумена недостаточно, а за энергичные, "излишне прямые выражения, оскорбительные для должностных лиц" он сам подвергается "немалой ответственности", и потому "воспретить ему на будущее как в обращении к епархиальному начальству, так и в других бумагах употреблять подобные выражения под опасением ответственности по закону".

Накопившиеся за несколько лет противоречия разрешились внезапно. Громом среди ясного неба было для консисторского начальства письмо рясофорных монахов Симеона и Афанасия. В нем сообщалось, что 21 августа, в воскресенье, игумен отправился в Судак по своим надобностям. На следующий день, в три часа пополудни, он выехал обратно, чтобы успеть к службе Отдания Успения, однако в монастыре так и не появился. Иноки посылали людей в Судак, но игумена не нашли. Два дня богомольцы ожидали отца Парфения, но так и разошлись не дождавшись. В тот же день в монастырь был отправлен духовник архиерейского дома иеромонах Петр из Крестовой церкви. Ему было предписано по дороге в Карасубазаре взять еще одного священника из греческой Никольской церкви о. Димитрия Родионова и, прибыв на место, оставаться там вместо игумена.

Дело приобретало настолько серьезный оборот, что сам губернатор взял его под свой контроль и отослал в Феодосийский уезд "для всяческого содействия полиции асессора губернского правления Безобразова". В самовольное исчезновение игумена никто не верил. Он был слишком аккуратен и педантичен в выполнении своих обязанностей.

Вскоре иеромонах Петр прислал отчет, в котором сообщалось:

"Вскрыв келию, нашел личные вещи и деньги пропавшего: золотом 20 руб. 60 коп." серебром 129 руб. 25 коп. и кредитными билетами 393 руб., а также медными монетами 125 руб.25 коп. Помимо прочего, обнаружено шесть серебряных ложек, ситечко, ковшик, две подзорные трубы, золотые карманные часы, наперсный крест на цепи, бронзовая медаль и крест кавказский <...>.

Преосвященный Алексий 1 сентября 1866 г. сообщал в Святейший Синод обер-прокурору Ахматову:

"<...> игумен Парфений не умышленно оставил киновию, чтобы скрыться и уйти, например, за границу, и предположение местного полицейского начальства об убиении игумена правдоподобно, также далее по слухам игумен в этот приезд свой в местечко Судак получил из местного почтового отделения какие-то деньги, что могло быть известно некоторым лицам в местечке".

Понимая неординарность ситуации и желая составить собственное мнение, 10 сентября 1866 г. епископ сам прибыл в Кизилташскуот киновию. Уже не сомневаясь в насильственной смерти игумена, он назначил нового настоятеля из братии Космо-Дамиановского монастыря - "благонравного иеромонаха Николая" и благословил "молиться о упокоении о. Парфения как об отшедшем от здешней жизни".

Для розыска следов пропавшего игумена высылались команды по 200 человек крестьян из окрестных деревень. Прочесывали дорогу, лес, горы, но эти усилия ничего не дали. Казалось, игумен исчез бесследно.
В силу особой важности происшедшего губернским начальством было предложено: "Немедленно составить для производства строжайшего формального следствия об убийстве игумена Парфения особую специальную комиссию под председательством судейского следователя из чиновников особых поручений при губернаторе Вриоти, местного станового пристава и депутата от духовного ведомства". От Таврической епархии был представлен священник села Салы о. Иаков Черняев. Из Симферополя для раскрытия преступления 16 сентября был командирован талантливый следователь, капитан корпуса жандармов Охочинский. Благодаря его усилиям дело стало проясняться. Именно ему удалось во всех подробностях выяснить детали последних дней жизни Кизилташского настоятеля и выявить злодеев.

В своем отчете капитан Охочинский писал:

"Находя показания Якуба слишком подозрительными, я потребовал его к допросу, объяснив ему всю важность дела, неосновательное его показание и падаемое на него подозрение. С помощью пристава Орловского и командированного ко мне для перевода татарского языка заседателя уездного суда Кондараки успел уговорить Якуба показать все, что ему известно об убийстве игумена. Якуб просил зашиты от татарского общества, которое убьет его, если он скажет правду, объяснил следующее: когда он шел искать пару волов в лес по дороге к Кизилташской киновии, он услышал один выстрел и вслед за ним еще два, думая, что кто-то из охотников убил дикую козу, он по дороге пошел далее; пройдя с четверть версты в гору, он увидел на дороге кровь и потом следы. Что-то волокли с дороги в левую сторону на боковую лесную дорогу; пройдя более 100 шагов, он увидел лежащего на груди сбоку дороги убитого игумена. Приказчик Стевена татарин Соит Амет Есмерали осматривал карманы убитого, татарин села Таракташ Емир Усеин Абдураман оглу держал лошадь игумена. Приказчик же девицы Стевен, родственник двух первых татар Сеит Ибраим Амет оглу показался сзади его, Якуба, и закричал: "Что вы не стреляете в него?!" Двое из означенных татар с ружьями подошли к Якубу с намерением застрелить его, сказав: "Зачем он пришел сюда?" Якуб упал на колени, прося пощады, клялся им женою, детьми. Говорил, что пришел чисто случайно, ища волов, и что он никому не расскажет, если бы помиловали его. Затем преступники подняли игумена, перевалили через лошадь и пошли дальше в лес, в горы. Один вел лошадь, другой держал игумена за ноги, Якубу приказали идти за хвостом лошади, а третий с ружьем шел за Якубом. Когда переваливали игумена на лошадь, Якуб видел рану на правой стороне груди навылет, на левой стороне груди только кровь. Пройдя версты полторы, злодеи остановились в котловане, сбросили игумена на землю и стали думать, что делать с лошадью. Вначале хотели отвести ее в Мордвинский лес, но потом решили убить ее. Набрав сухого хвороста (Якуб, моля о пощаде, по татарскому обычаю в знак вечного молчания ел землю, давая мусульманские клятвы, и поневоле сделался сообщником дальнейших действий. Его заставили собирать валежник и делать костер), зажгли костер и положили убитого игумена на огонь в одежде, как он был. На нем был атласный кафтан, фетровая шляпа и башлык. Это было перед заходом солнца. Возле огня просидели до полуночи. Все время, пока сжигали убитого (с 18 до 2.00 ночи), держались на расстоянии и только поддерживали огонь. Иногда переворачивали труп и разбивали кости дрючьями. Через некоторое время вернулся Сеит Амет и сказал, что лошадь вначале застрелил, потом, дорезав, спрятал, забросав лишайником и тутом. И тут же объявил, что ему надо быть в Судаке, так как он обещал Герману Шамли ночевать у него, но потом все же остался. В это время Якуб слышал разговоры: Сеит Ибраим удивлялся, что при игумене не оказалось денег (в тот день в Судаке он действительно получил какой-то денежный перевод). Раскрыв бумажник, он нашел только мелкие серебряные монеты и передал его Сеит Амету. Затем обратился еще раз к Якубу с вопросом: "Как ты сюда попал? Ведь ты повез хворост в деревню?" Потом обратился к Эмир Усеину, из разговора с которым Якуб понял, что они поджидали игумена еще в пятницу. Видя, что тело игумена сгорело, злодеи, набросав еще хворосту и не потушив огни, отправились домой вместе с Якубом; в Таракташ возвратились около двух часов ночи. Не доходя до деревни, Якуба заставили еще раз повторить клятву и под угрозой смерти не говорить никому о совершенном убийстве.
После этого показания я сделал немедленное постановление арестовать указанных Якубом трех татар…
… По разобрании камней и раскопав золу, было найдено много небольших обгоревших костей, два сустава от пальцев и несколько зубных корней. Все найденные кости Я собрал и тщательно уложил в вате в коробку. (Оставшиеся после костра золу и пепел исследовала специальная комиссия и показала, что кости - часть бедровой кости, фаланга пальцев, часть ключицы - раздроблены насильственно. Кроме того, в пепле были обнаружены следы горения мягких частей тела и шесть сапожных гвоздей.) Потом, как место сожжения было уже обнаружено, я приказал всю оставшуюся золу собрать и препроводить для хранения к священнику в Судакскую церковь впредь до распоряжения епископа Таврического. Затем, спустившись на обратном пути вниз шагов пятьсот, помещиком Золотовым найдена одна обгоревшая кость, по-видимому, часть человеческой ключицы. Надо предположить, что злодеи имели много времени для сокрытия следов своего преступления, все большие оставшиеся кости куда-нибудь вывезены…

Успешному открытию убийц игумена я много обязан становому приставу Орловскому и знающему татарский язык заседателю уездного суда Кондараки; оба эти чиновника мне много содействовали к установлению возложенного на меня поручения. Составленное мною дознание на 14 листах, две коробки с костями убитого игумена и мелких серебряных монет 4 р. 65 коп. при сем Вашему Превосходительству представляю.
Капитан Охочинский
5 окт. 1866 г."

Почитатели игумена Парфения устроили специальный гроб для его останков, который находился у священника Василия Косовского в Судакской церкви. 15 ноября пришло распоряжение отслужить заупокойную литургию и в черном облачении торжественно проводить гроб убиенного игумена на место захоронения, что и произошло 2 декабря 1866 г.

По приговору военно-полевого суда трое из главных обвиняемых были приговорены к смертной казни. Сеит Мемет Эмир Али оглу, присутствовавший, но не принимавший участия в злодеянии и спасший от смерти двух свидетелей, был сослан.

Трудами помещицы Рудневой, на деньги почитателей игумена был построен памятник. Е.Марков писал: "В самой гуще леса, не доезжая часу до Кизилташского монастыря, в тихой, полутемной лощине, мы поравнялись с беломраморным памятником, осененным высоким крестом. Крест этот сложен из необтесанных стволов дерев, обвит гирляндами дикого винограда и, в обстановке пустынного леса, представляет поэтическую картину", наполненную мистическим присутствием кровавого происшествия, о чем Е.Марков пишет далее: "Грек <...>, проезжая с товарищем под вечер мимо страшного оврага, где сожгли Парфения, явственно слышал громкие стоны и выстрел из ружья; лесничий и дровосеки постоянно слышат по вечерам эти сверхъестественные выстрелы и стоны в овраге".

На этом, казалось, должна бы закончиться печальная история предумышленного убийства. Но, как это часто бывает, разоблаченное зло находит спасение во лжи.
Показателем живучести этих фантазий является и вышедший в 1935 г. роман А.Б-Дермана "Дело игумена Парфения". В нем каждый исторический факт подан таким образом, что в результате получилась настолько органичная ложь, что опровергнуть ее можно лишь с привлечением архивных документов.

Внучатый племянник главного заговорщика Сеит Амета, в свою очередь вдохновленный романом Дермана и местными легендами, при поддержке татарских национал-радикалов, вопреки существующим законам, 18 мая 1998 г. установил памятник убийцам игумена Парфения как мусульманским мученикам и национальным героям.
Казненных за совершение уголовного преступления - убийство священнослужителя ~ кому-то выгодно представить невинными жертвами, мучениками.

Для нас же жизнь и мученическая смерть игумена Парфения, настоятеля Кизилташской киновии, подвижника и великого труженика - пример высокого служения своему христианскому долгу. Память о нем навсегда останется в сердцах творящих добро.

Архиерейский собор Русской Православной Церкви в августе 2000 г. причислил игумена Парфения к лику святых и тем самым призвал его к новому служению уже в качестве небесного человека. Память преподобномученика празднуется 22 августа/4 сентября.


Тропарь преподобномученику Парфению, игумену Кизилташскому

Веры православныя ревнителю, монашествующих славо и похвало, от рук агарян злочестивых мученическую смерть приял еси, преподобномучениче Парфение. Моли Христа Бога, страстотерпче предивныи, даровати нам мир и велию милость.

Кондак преподобномученику Парфению, игумену Кизилташскому

Избра тя от мира Христос, да прославиши имя Его пред человеки. Заповеди Господни исполняя, Богу и ближним добре послужил еси. Истинное послушание о Христе явил еси, сего ради убиение претерпел еси от людей злочестивых. Преподобне отче наш Парфение, моли Христа Бога спастися душам нашим.

Молитва преподобномученику Парфению, игумену Кизилташскому

О преславный угодниче Божий, преподобномучениче Парфение, услыши моление нас грешных, добродетельное житие, труды и страдания твоя мученическия почитающих, и теплым твоим предстательством умоли Господа Бога, да оградит Церковь Свою святую от ересей и расколов, да подаст крепость и мудрость верным чадом ея, да низпослет мир на грады и веси наша и избавит нас от нашествия агарянскаго, междоусобныя брани и всяких раздоров и нестроений. Ты, устроитель добрый Кизилташския киновии быв, подаждь и нам доброе устроение, умудряя нас ходити пред Богом в благочестии и чистоте, да сподобимся христианский кончины живота нашего и жизни вечныя в Царстве Господа нашего Иисуса Христа, Емуже подобает со Отцем и Святым Духом слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.




Back

 

PayPal