Мария Захаровна Федина родилась в селе Голеткове Елатемского уезда Тамбовской губернии. Впоследствии ее спрашивали, почему она называется Ивановна. «Это мы все, блаженные, Ивановны по Иоанну Предтече»,— отвечала она.

Родители ее Захар и Пелагея Федйны умерли, когда ей едва минуло тринадцать лет. Первым умер отец. После смерти мужа Пелагея поселилась с Машей в семье старшего сына. Но здесь им не было житья от невестки, и они переселились в баньку. Мария с детства отличалась беспокойным характером и многими странностями, часто ходила в церковь, была молчалива и одинока, никогда ни с кем не играла, не веселилась, не занималась нарядами, всегда была одета в рваное, кем-нибудь брошенное платье.

Господь особенно о ней промышлял, зная ее будущую ревность по Богу, и она часто во время работ видела перед глазами Серафимо-Дивеевский монастырь, хотя там никогда не бывала.

Через год по смерти отца умерла мать. Тут ей совсем житья не стало от родных.
Однажды летом несколько женщин и девушек собрались идти в Саров, Мария отпросилась пойти с ними. Домой она уже не вернулась. Не имея постоянного пристанища, она странствовала между Саровом, Дивеевом и Ардатовом — голодная, полунагая, гонимая.

Ходила она, не разбирая погоды, зимой и летом, в стужу и жару, в полую воду и в дождливую осень одинаково — в лаптях, часто рваных, без онуч. Однажды шла в Саров на Страстной неделе в самую распутицу по колено в воде, перемешанной с грязью и снегом; ее нагнал мужик на телеге, пожалел и позвал подвезти, она отказалась. Летом Мария, видимо, жила в лесу, потому что, когда она приходила в Дивеево, то тело ее было сплошь усеяно клещами, и многие из ранок уже нарывали.

Чаще всего бывала она в Серафимо-Дивеевском монастыре; некоторые сестры любили ее, чувствуя в ней необыкновенного человека; давали чистую и крепкую одежду вместо лохмотьев, но через несколько дней Мария вновь приходила во всем рваном и грязном, искусанная собаками и побитая злыми людьми. Иные монахини не понимали ее подвига, не любили и гнали, ходили жаловаться на нее уряднику, чтобы он данной ему властью освободил их от этой «нищенки», вшивой и грубой. Урядник ее забирал, но сделать ничего не мог, потому как она представлялась совершенной дурочкой, и он отпускал ее. Мария снова шла к людям и часто, как бы ругаясь, обличала их в тайных грехах, за что многие особенно ее не любили.

Никто никогда не слыхал от нее ни жалобы, ни стона, ни уныния, ни раздражительности или сетования на человеческую несправедливость. И Сам Господь за ее богоугодную жизнь и величайшее смирение и терпение прославил ее среди жителей. Начали они замечать: что она скажет или о чем предупредит, то сбывается, и у кого остановится, те получают благодать от Бога.

Духовное окормление Мария Ивановна получала у блаженной Прасковьи Ивановны, с которой приходила советоваться. Сама Прасковья Ивановна, предчувствуя кончину, говорила близким: «Я еще сижу за станом, а другая уже снует, она еще ходит, а потом сядет»,— а Марии Ивановне, благословив ее остаться в монастыре, сказала: «Только в мое кресло не садись» (В келье блаженной Паши Мария Ивановна прожила всего два года).

В самый день смерти блаженной Пашеньки Саровской вышло у Марии Ивановны небольшое искушение. Раздосадованные ее странностями, монахини выгнали ее из монастыря, не велев вовсе сюда являться, а иначе они прибегнут к помощи полиции.
Ничего на это не сказала блаженная, повернулась и ушла.
Перед внесением в церковь гроба с телом блаженной Паши в монастырь приехал крестьянин и говорит:

— Какую рабу Божию прогнали вы из монастыря, она мне сейчас всю мою жизнь сказала и все мои грехи. Верните ее в монастырь, иначе потеряете навсегда.

За Марией Ивановной тотчас отправили посыльных. Она себя не заставила ждать и вернулась в монастырь в то время, когда Прасковья Ивановна лежала в гробу в церкви. Блаженная вошла и, оборотясь к старшей ризничей монахине Зиновии, сказала:

— Ты меня, смотри, так же положи, вот как Пашу.

Та рассердилась на нее, как она смеет себя сравнивать с Пашей, и дерзко ей на это ответила.
Мария Ивановна ничего не сказала.

С тех пор она окончательно поселилась в Дивееве. Сначала она жила у монахини Марии, а затем игумения дала ей отдельную комнату. Комната была холодная и сырая, особенно полом, в ней блаженная прожила почти восемь лет; здесь она окончательно лишилась ног и приобрела сильнейший ревматизм во всем теле.
Почти с первого года ее жизни в монастыре к ней в послушницы приставили Пашу (в монашестве Дорофею), которая поначалу не любила Марию Ивановну и пошла к ней служить за послушание. Мария же Ивановна еще прежде говорила, что к ней служить приведут Пашу.
Сильно скорбела Паша, видя, как постепенно Мария Ивановна наживает мучительную болезнь и лишается ног, но сделать ничего не могла.
Лишь тогда, когда народу, приходящего к блаженной, стало столько, что невозможно было поместиться в тесной комнате, игумения разрешила перевести ее в домик Паши Саровской.

Домик этот стоял у самых ворот, и советские власти, видя большое стечение людей, воздвигли гонение на блаженную, так что в конце концов ее перевели в отдельную комнату при богадельне, где она прожила до закрытия монастыря.
Блаженная Мария Ивановна говорила быстро и много, иногда очень складно и даже стихами и сильно ругалась, в особенности после 1917 года. Она так ругалась, что монахини, чтобы не слышать, выходили на улицу. Келейница Прасковьи Ивановны Дуня как-то спросила ее:

— Мария Ивановна, почему ты так ругаешься. Маменька так не ругалась.
— Хорошо ей было блажить при Николае, а поблажи-ка при советской власти.

Не довольно было блаженной подвигов предыдущей скитальческой жизни, болезней, молитвы, приема народа. Однажды послушница Марии Ивановны мать Дорофея ушла в кладовую за молоком, довольно далеко от кельи старицы, а самовар горячий подала на стол. Возвращается и слышит неистовый крик Марии Ивановны: «Караул!»
Растерянная послушница сначала ничего не поняла, а потом так и осела от ужаса. Мария Ивановна в ее отсутствие решила налить себе чаю и открыла кран, а завернуть не сумела, и вода лилась ей в колени до прихода матери Дорофеи. Обварилась она до костей, сначала весь перед и ноги, а между ног все сплошь покрылось волдырями, потом прорвалось и начало мокнуть.

Случилось это в самую жару, в июне месяце. Дорофея боялась, что в оголенном и незаживающем мясе заведутся черви, но Господь хранил Свою избранницу, и каким чудом она поправилась, знает только Бог. Не вставая с постели, она мочилась под себя, все у ней прело, лежала она без клеенки, поднимать ее и переменять под ней было трудно, и все же она выздоровела.

Пришел однажды к Марии Ивановне мужичок—в отчаянии, как теперь жить, разорили вконец. Она говорит: «Ставь маслобойку». Он послушался, занялся этим делом и поправил свои дела.

О Нижегородском архиепископе Евдокиме (Мещерякове), обновленце, блаженная еще до его отступничества говорила:

— Красная свеча, красный архиерей.

И даже песню о нем сложила: «Как по улице, по нашей Евдоким идет с Парашей, порты синие худые, ноги длинные срамные».
Один владыка решил зайти к блаженной из любопытства, не веря в ее прозорливость.
Только он собрался войти, как Мария Ивановна закричала:

— Ой, Дорофея, сади, сади меня скорее на судно.

Села, стала браниться, ворчать, жаловаться на болезнь.
Владыка пришел в ужас от такого приема и молча ушел.
В пути с ним сделалось расстройство желудка, он болел всю дорогу, стонал и жаловался.

Однажды пришла к Марии Ивановне интеллигентная дама с двумя мальчиками. Блаженная сейчас же закричала:

— Дорофея, Дорофея, давай два креста, надень на них.
Дорофея говорит:

— Зачем им кресты, они сегодня причастники.

А Мария Ивановна знай скандалит, кричит:

— Кресты, кресты им надень.

Дорофея вынесла два креста, расстегнула детям курточки, крестов и в правду не оказалось.
Дама очень смутилась, когда Дорофея спросила ее:

— Как же вы причащали их без крестов?

Та в ответ пробормотала, что в дорогу сняла их, а то они будут детей беспокоить.

Вслед за ней пришла схимница.

— Зачем надела схиму, сними, сними, надень платочек и лапти, да крест надень на нее,— говорит Мария Ивановна.

С трепетом мать Дорофея подошла к ней: оказалось, что она без креста. Сказала, что в дороге потеряла.
Епископ Зиновий (Дроздов) спросил Марию Ивановну:

— Я кто?
— Ты поп, а митрополит Сергий — архиерей.
— А где мне дадут кафедру, в Тамбове?
— Нет, в Череватове .

31 декабря 1926 года, под новый 1927 год, блаженная сказала: «Старушки умирать будут... Какой год наступает, какой тяжелый год — уже Илья и Енох по земле ходят...». И, правда, с 1 января две недели все время покойницы были, и даже не по одной в день.

В неделю мытаря и фарисея приехали начальники разгонять Саров, и это длилось до четвертой недели Великого поста.
Выгонять монахов было трудно. У них были почти у всех отдельные кельи с отдельными входами и по нескольку ключей. Сегодня выгонят монаха, а он завтра придет и запрется. Служба в церкви еще шла. Наконец в понедельник на Крестопоклонной неделе приехало много начальства — собрали всю святыню: чудотворную икону Живоносный источник, гроб-колоду, в котором мощи преподобного Серафима пролежали в земле семьдесят лет, кипарисовый гроб, из которого вынули мощи преподобного Серафима, и другие святыни. Все это сложили вместе, устроили костер и сожгли.

Мощи преподобного Серафима сложили в синий просфорный ящик и запечатали его. Люди разделились на четыре партии и на санях поехали все в разные стороны, желая скрыть, куда увезут мощи. Ящик с мощами повезли на Арзамас через село Онучино, где остановились ночевать и покормить лошадей. Когда тройка с мощами въехала в село Кременки, на колокольне ударили в набат. Мощи везли прямо в Москву.

После разорения монастыря служба в Сарове прекратилась, и монахи разошлись кто куда.
После Пасхи власти явились в Дивеево.
По всему монастырю устроен был обыск, описывали казенные и проверяли личные вещи. В эти тяжелые дни Соня Булгакова (впоследствии монахиня Серафима) пошла к Марии Ивановне. Та сидела спокойная, безмятежная.

— Мария Ивановна, поживем ли мы еще спокойно?
— Поживем.
— Сколько?
— Три месяца.

Начальство уехало. Все пошло своим чередом. Прожили так ровно три месяца, и под Рождество Пресвятой Богородицы, 7/20 сентября 1927 года, всем предложили покинуть монастырь.

По благословению епископа Варнавы блаженной Марии Ивановне была построена келья в селе Пузо. Туда ее отвезли сразу же после закрытия монастыря; руководила устройством Марии Ивановны Валентина Долганова и дело поставила так, что никому не стало доступа к блаженной.
В Пузе Мария Ивановна пробыла около трех месяцев.
Когда игумения Александра поселилась в Муроме, к ней приехала мать Дорофея.

— Зачем ты Марию Ивановну в мир отдала? Бери обратно, — сказала ей игумения.
Та поехала за ней.

— Мария Ивановна, поедешь со мной?
— Поеду.

Положили ее на возок, укрыли красным одеялом и привезли в Елизарово. Здесь она прожила до весны, а весной перевезли ее в Дивеево, сначала к глухонемым брату с сестрой, а в 1930 году на хутор возле села Починок и, наконец, в Череватово, где она и скончалась 26 августа/8 сентября 1931 года.

Многим Мария Ивановна говорила об их будущей жизни. Кто-то сказал блаженной:

— Ты все говоришь, Мария Ивановна, монастырь! Не будет монастыря!
— Будет! Будет! Будет! — и даже застучала изо всей силы по столику.

Она всегда по нему так стучала, что разбивала руку, и ей подкладывали под руку подушку, чтобы не так было больно.
Всем сестрам в будущем монастыре она назначала послушания: кому сено сгребать, кому канавку чистить, кому что, а Соне Булгаковой никогда ничего не говорила. И та однажды спросила:

— Мария Ивановна, а я доживу до монастыря?
— Доживешь, — ответила она тихо и крепко сжала ей руку, до боли придавив к столику .

Тропарь Марии Дивеевской
глас 1
Глас апостола Павла услышавша глаголющ: мы юроди Христа ради, рабы Твои, Христе Боже, Пелагия, Параскева и Мария, юроди быша на земли Тебе ради; темже, память их почитающе, Тебе молим: Господи, спаси души наша.

Кондак Марии Дивеевской
глас 8
Вышния красоты возжелевша, нижния сласти телесныя тощно оставили есте, нестяжанием суетнаго мира, ангельское житие проходяща, скончавшася, Пелагие, Параскево и Марие блаженныя: Христа Бога молите непрестанно о всех нас.

Величание Дивеевским блаженным Пелагии, Параскеве и Марии

Ублажаем вас, святыя блаженныя матери наша Пелагие, Параскево и Марие, и чтим святую память вашу, вы бо молите о нас Христа Бога нашего.
31 июля 2004 года блаженная была прославлена в лике местночтимых святых Нижегородской епархии, а с октября 2004 года началось ее общецерковное почитание. Ее святые мощи были обретены 14 сентября 2004 года и ныне почивают в Казанской церкви Серафимо-Дивеевского монастыря.




Back

 

PayPal