Мученик Димитрий родился в 1871 году в деревне Островищи Покровского уезда Владимирской губернии в крестьянской семье. Грамоте, как и вере христианской, он был научен родителями, пастырями и богослужением в храме; переехав в город Орехово-Зуево, Дмитрий работал столяром. В 1940 году Дмитрию Ивановичу исполнилось шестьдесят девять лет, он уже вышел на пенсию и все время посвящал церковным делам, будучи старостой. Для обсуждения мер по открытию храма двадцатка, в которую входил будущий мученик, стала собираться каждую субботу около двух часов дня в храме, куда в это время могли прийти помолиться и прихожане.
На одном из собраний двадцатка приняла решение обратиться к председателю Орехово-Зуевского горсовета с просьбой разрешить зарегистрировать священника. Староста и представители двадцатки отправились в Москву к Местоблюстителю Патриаршего престола митрополиту Сергию с прошением, чтобы он направил в их храм священника; митрополит, за неимением других, назначил к ним жившего в Загорске протоиерея Федора Казанского (осведомитель и лжесвидетель, принесший много зла духовенству и верующим). Приехав на новое место служения, протоиерей Федор потребовал от прихода выплатить ему 500 рублей и, получив деньги, отбыл обратно в Загорск и не вернулся.
Пока верующие занимались поисками другого священника, власти под разными предлогами стали отказывать им в разрешении на открытие храма, указывая, что сначала должен быть сделан ремонт, а затем только зарегистрирован священник. Прихожане собрали три тысячи рублей, на них уплатили за бездействующий храм все налоги и сделали ремонт; после этого Дмитрий Волков, как староста храма, и член двадцатки Никита Сухарев (также прославлен как мученик) пришли на прием к председателю горсовета с просьбой об открытии храма, но тот ответил, что ничем помочь им не может, так как на митингах рабочие местных фабрик требуют закрытия храма. Узнав это, верующие провели свою кампанию среди жителей города.
На очередном заседании члены двадцатки единогласно постановили добиваться открытия храма в вышестоящей инстанции – в Мособлисполкоме. Был нанят в Москве адвокат, который составил соответствующее прошение. Дмитрий Иванович в течение двух дней ходил за ответом на это прошение к чиновникам Мособлисполкома и в конце концов его получил: поскольку рабочие Орехово-Зуева на собраниях протестуют против открытия церкви, то и они не могут дать разрешение на возобновление богослужения; этот вопрос может разрешить только вышестоящая инстанция – Верховный Совет РСФСР. Вернувшись в Орехово-Зуево, Дмитрий Иванович рассказал о результатах своей поездки, и члены двадцатки приняли решение продолжать хлопоты и обратиться с жалобой в Верховный Совет.
15 мая 1941 года Дмитрий Иванович отправился в приемную Верховного Совета с жалобой верующих на действия местных властей и с просьбой открыть храм. В ней писалось: «В целях обеспечения за гражданами свободы совести, Церковь в СССР отделена от государства и школа от Церкви. Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами. Мы, община, несколько раз обращались в Орехово-Зуевский горсовет о регистрации священника к нашему храму. Каждая община, если она зарегистрирована, то имеет право этого требовать, если она выполняет все взятые на себя по договору обязательства... Все обязательства, взятые нами, – выполнены, а также и налоги, согласно выписанных документов райисполкома, нами выплачены. В чем же дело?»
Ответа на свою жалобу верующие не дождались. Добиваясь прекращения активной деятельности двадцатки, местный отдел НКВД завербовал в секретные осведомители одного из членов двадцатки, предполагая с помощью провокаций и лжесвидетельств воспрепятствовать открытию храма. О старосте Дмитрии Ивановиче были собраны сведения, что он «ведет активную борьбу за сколачивание церковного актива и открытие бездействующей церкви в городе Орехово-Зуево. Является ходоком и пишет заявления руководителям партии и правительства... призывает верующих к активным массовым действиям за открытие церкви, намеревается войти в сношения с иностранными посольствами и просить их оказывать помощь в деле открытия церкви».
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война – одна из самых значительных по своим масштабам, понесенным потерям, возможным без нее и происшедшим с нею последствиям в истории мира и России, потребовавшая от русского народа напряжения всех его сил, – война тем более страшная, что велась Россией, потерявшей к этому времени и свое историческое имя, под руководством враждебного народу правительства. Враг, ненавидевший Россию, сидел и в Кремле – в виде сталинского правительства и наступал извне – в виде новых «двунадесяти языков», предводительствуемых Германией. В это самое время письмо верующих с просьбой об открытии храма лежало в Верховном Совете, надо было давать ответ, и ответ был дан в соответствии с установками коммунистической власти: в самый день начала войны, 22 июня 1941 года, руководство Московского НКВД постановило арестовать просителя; на следующий день староста храма Дмитрий Иванович Волков был арестован.
Около полуночи 24 июня следователь вызвал Дмитрия Ивановича на допрос, начав его с того, что спросил арестованного, что он думает о причине своего ареста.
– Возможно, я арестован за участие в церковном совете, за ходатайство об открытии церкви, – ответил староста.
– Вы арестованы за контрреволюционную деятельность. Намерены вы об этом дать правдивые показания? – грозно спросил его следователь.
– Я контрреволюционных действий не совершал.
– Вы говорите неправду...
– Повторяю, что с моей стороны контрреволюционных действий не было.
– А распространение среди окружающих вас лиц клеветнических измышлений, направленных на опорочивание советской действительности, разве это не контрреволюционные преступления?
– Этого с моей стороны не было.
– Объясните тогда, почему люди из вашего окружения, будучи допрошены в качестве свидетелей, показали, что вы личность антисоветская и занимаетесь антисоветскими разговорами?
– Я не знаю, почему на меня так показывают, но я контрреволюционных действий не совершал.
У сотрудников НКВД не было никаких доказательств контрреволюционной деятельности старосты, лишь только то, что он хлопотал об открытии храма; однако 7 июля ему было предъявлено обвинение, и в тот же день был составлен очередной протокол допроса.
– Намерены вы теперь приступить к даче правдивых показаний о своей контрреволюционной деятельности? – спросил его следователь.
– Контрреволюционной деятельностью я не занимался, – ответил Дмитрий Иванович.
– А распространение антисоветской клеветы и участие в антисоветской церковной группировке, разве это не контрреволюционные действия?
– Этими действиями я не занимался.
– Вам предъявляется постановление об обвинении... Признаете себя виновным по существу предъявленного постановления?
– Нет, не признаю, так как контрреволюционных действий я не совершал.
4 сентября 1941 года следствие было закончено, и следователь в обвинительном заключении написал: «Учитывая, что в контрреволюционной деятельности <…> Волков изобличается оперативными материалами, которые не могут быть использованы в судебном заседании, следственное дело целесообразно направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД СССР».
27 декабря 1941 года Особое Совещание при НКВД приговорило Дмитрия Ивановича Волкова к пяти годам ссылки в Омскую область. Несмотря на приговор к ссылке, он, однако, не был освобожден из тюрьмы. Преклонный возраст, едва переносимые условия этапа, изнурительные круглосуточные допросы, содержание в тюрьме на голодном пайке, да еще во время войны, когда и солдаты не получали в достатке продуктов, быстро приблизили его смерть.
Церковный староста Дмитрий Иванович Волков скончался 4 марта 1942 года в омской тюрьме № 1 и был погребен в безвестной могиле.
Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских определением Священного Синода от 27 марта 2007 года для общецерковного почитания.