Священномученик Мирон родился в чешской благочестивой католической семье от Иоанна и Марии Ржепиков 21 апреля 1885 г. в деревне Кучкаровка Луцкого уезда Волынской губернии. 2 мая 1885 г. он был крещен в Луцком Кафедральном Римо-Католическом костеле с именем Мирослав. Восприемниками при святом крещении были: Иосиф и Мария. В 1887 году вся семья Ржепиков присоединилась к Православию в том же городе Луцке, а Мирослава нарекли именем Мирон в честь священномученика Мирона Кизического, память которого совершается 17/30 августа. В 1900 г. Мирон заканчивает Клеванское духовное училище и поступает в Волынскую Духовную Семинарию, которую заканчивает в 1906 г. по первому разряду и удостаивается звания действительный студент.
С 1906 г. по 1910 г. он студент Московской Духовной Академии, которую окончил со степенью кандидата богословия. 7 сентября 1910 г. он направляется преподавателем в Таврическую Духовную Семинарию.

Женившись на Елизавете Петровне, Мирон Иванович 7 октября 1912 г. принимает сан священства и направляется законоучителем в Лубенскую Учительную Семинарию Полтавской губернии, а уже 2 сентября 1915 г. его переводят в Кашинскую Духовную Семинарию Тверской губернии в качестве преподавателя Священного Писания и временно исполняющего обязанности инспектора.
После октябрьского переворота 1917 г. все Духовные учреждения советской властью были упразднены. С 1918 г. Кашинскую Духовную Семинарию реорганизовали в школу второй ступени, где Ржепик М.И. стал преподавать в ней иностранные языки и черчение.
В апреле 1926 года отец Мирон переезжает в г. Сергиев (ныне г. Сергиев Посад) и назначается настоятелем Пятницкого храма, на место умершего настоятеля протоиерея Евгения Александровича Воронцова, где вскоре возводится в сан протоиерея.

После закрытия в 1928 году Пятницкого храма он переходит служить в храм святых апостолов Петра и Павла (Воскресенский).
5 апреля 1930 года он был арестован в составе 60-ти священнослужителей и мирян Московской области и заключен в Бутырскую тюрьму.
15 мая 1931 г. протоиерею Мирону было предъявлено обвинение в том, что «он состоял членом Загорского филиала контрреволюционной организации «Истинные христиане», участвовал в нелегальных собраниях в алтаре церкви и занимался монархической антисоветской агитацией…».
20 мая 1931 г. тройка при ПП ОГПУ по Московской области вынесла свой приговор по статьям 58-10 и 58-11 УК РСФСР – 10 лет ИТЛ с отбыванием в Сиблаге. Шесть лет заключения, во время которых ему пришлось работать и на лесоповале, и чертежником, и делопроизводителем, были непомерно тяжелыми и в духовном и в физическом смысле.

С 1934 года отец Мирон находился в Чистюньгском отдельном лагпункте Кемеровской области и жил в бараке с архиепископом Ювеналием (Масловским), и десятком других священнослужителей. Здесь протоиерея Мирона застала новая волна гонений на Церковь 1937 года, не пощадившая и тех, кто уже имел значительные сроки заключения.

2 августа у всех заключенных священнослужителей был произведен обыск. У протоиерея Мирона были изъяты: «антиминс с платком, Евангелие, молитвенник, служебник, деревянный крест, вечный календарь» (пасхалия).
Начиная с 9 августа сотрудники секретного отдела НКВД стали вызывать на допросы старост бараков. Нашлись лжесвидетели из среды уголовников и сидевших за бытовые преступления, которые донесли, что священники устраивают Богослужения в бараке по вечерам, и противодействуют культурно-воспитательной работе в лагпункте.

18 августа 1937 г. отцу Мирону было предъявлено новое обвинение, что, находясь в лагере, он систематически вел «антисоветскую работу и занимался использованием религиозных предрассудков среди заключенных и вольнонаемных». На всех допросах он держался стойко, с достоинством, никого не выдал, вину свою отрицал, хотя и признал, что служил Богу и в лагере.

7 сентября по приговору тройки при НКВД СССР по Западно-Сибирскому краю протоиерей Мирон был приговорен к высшей мере наказания - расстрелу, и 13 сентября 1937 г. был расстрелян вместе с другими священниками и погребен в общей безвестной могиле Западно-Сибирского края.
Протоиерей Мирон был канонизирован 6 октября 2006 г. и присоединен к Собору новомучеников и исповедников Российских.


Священномученик Михаил родился 7 января 1858 года в селе Яренском Калязинского уезда Тверской губернии в семье священника Алексея Косухина. Окончил Московскую Духовную семинарию и был рукоположен в сан священника. В храм села Дымцево Максатихинского уезда он был назначен в 1907 году и прослужил здесь до своего ареста.

В тридцатых годах из родных у него остались братья, один из которых жил в Польше, другой — священствовал в Тверской области, и дочь-девица, которая и помогала престарелому отцу. До 1929 года о. Михаил имел хозяйство, состоявшее из лошади, коровы, трех десятин земли и пятидесяти семей пчел, но в том году все хозяйство и имущество было изъято, дом был отобран, и они с дочерью поселились в церковной сторожке. Самого священника власти тогда не арестовали и не выслали, полагая, что поскольку священнику уже за семьдесят лет, то он сам вскоре умрет или не в силах будет служить, и тогда храм все равно будет закрыт.
Этого, однако, не случилось — священник служил и служил, а его преклонный возраст и близость смерти придавали ему еще более решимости и дерзновения. И он не упускал ни одной возможности для проповеди. За эту ревность по Богу и о спасении душ вверенного ему Господом словесного стада прихожане любили его и готовы были всегда прийти к нему на помощь.

Власти, видя решимость и непреклонность священника, начали его преследовать. Пользуясь тем, что церковная сторожка, где жил о. Михаил, стояла за пределами церковной ограды, районный и областной исполкомы постановили выселить священника, отобрать у храма здание сторожки для размещения в нем ветеринарной лечебницы. Председатель Дымцевского сельсовета стал требовать, чтобы священник ушел из сторожки, он приходил к нему с этим требованием неоднократно, но о. Михаил всякий раз отвечал, что ни при каких обстоятельствах не покинет церковного здания.

Тогда в воскресенье 25 марта 1936 года председатель сельсовета велел выставить рамы в сторожке, и так как в это время на улице было еще очень холодно, то он надеялся, что священник сам уйдет из дома. Но этого не случилось. В тот же день о. Михаил после воскресного богослужения и проповеди сказал, что поскольку сельсовет вынул у него в доме рамы, то он обращается к прихожанам, чтобы они просили власти вернуть ему рамы, так как на дворе еще холодно. В храме в это время присутствовало около ста пятидесяти человек, и все они прямо из храма пошли к сельсовету. Председатель, напуганный идущей к сельсовету толпой, запер все двери и спрятался. Люди, найдя все двери запертыми, стали ходить вокруг дома, и, зная, что председатель сельсовета находится внутри, кричали ему, чтобы он возвратил оконные рамы, но тот никаких признаков жизни из дома не подавал, и прихожанам пришлось в конце концов разойтись.
Рамы не были возвращены, но о. Михаил не ушел из церковной сторожки; прихожанам он говорил: «Я из дома никуда не пойду, я стар и ничего не боюсь». Выселить его из церковной сторожки насильно местные власти не посмели, и он с тем же бесстрашием продолжал служить и проповедовать. К Пасхе того же года за исправную службу он был награжден иереем наперсным крестом.

Только через год, при наступлении повсеместных гонений, о. Михаил был арестован и заключен в Бежецкую тюрьму. Незадолго перед этим священнику исполнилось семьдесят девять лет; он тяжело болел и в течение нескольких месяцев не вставал с постели, передвигался только с помощью дочери. Приехавшие сотрудники НКВД, подняв за руки и за ноги, забросили его в машину и увезли в тюрьму. Вызванный для медицинского освидетельствования врач поставил диагноз: миокардит, и как следствие — отечность ног; полное отсутствие зубов, старческая дряхлость. К физическому труду тюремный врач признал его непригодным. Начались допросы.

— Какие проповеди и наставления вы давали верующим, касающиеся советской власти?
—Я верующим проповедовал часто, но о советской власти и политике ничего не говорил.
—В марте месяце сего года вы проводили антисоветскую агитацию среди верующих и организовали массовое выступление верующих с требованием к сельсовету возвращения вам дома. Подтверждаете это? — 25 марта я действительно проповедовал в церкви, а после службы я верующим сказал, что сельсовет у меня вынул рамы из дома, я просил их, чтобы они пошли и попросили сельсовет вернуть мне рамы, так как время было еще холодное. Верующие, которые присутствовали в церкви, а их присутствовало примерно 100-150 человек, все пошли требовать рамы у председателя сельсовета, но рамы сельсовет не вернул.
—Признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении о проведении вами контрреволюционной деятельности?
—В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю.
—Вы отрицаете свою преступность в проведении контрреволюционной деятельности, но следствием и свидетельскими показаниями точно установлено, что вы проводили контрреволюционную деятельность; требуем правдивых показаний.
—Повторяю, что контрреволюционной деятельности я не проводил, а проповеди верующим говорил...

2 августа следствие было закончено, и дело направлено на рассмотрение Тройки НКВД, которая 10 августа приговорила священника Михаила Косухина к расстрелу.
В результате ли действий следователя Голофаста, который допрашивал о. Михаила, или тяжелых условий содержания в переполненной камере тюрьмы, но у священника оказалось сломанным левое бедро, он не мог ходить и не смог бы добраться до места расстрела. 16 августа по распоряжению администрации тюрьмы о. Михаил был переведен в Бежецкую городскую больницу, где прожил, приговоренный к расстрелу, 29 дней и 13 сентября 1937 года скончался.

Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.




Back

 

PayPal